Домой в гости

  Гул моторов Боинга не давал Мехману заснуть. Он всегда страдал, летая самолетом, эти несколько часов неподвижности были для него каторгой: ни ноги не вытянешь, ни в окно не поглядишь -  там однообразная серая цинковая пустота. В молодости Мехман очень любил путешествовать поездом.  Mерный стук колес, под который он спал, как младенец, интересные истории соседей по купе и окно, в которое он мог смотреть на меняющиеся красоты природы, мечтая о чем-то несбыточном, не утомляли его. Но в этот раз, собрав в кулак всю силу воли, он решился лететь с супругой в гости в любимый город всей его жизни - Баку.

  Вот уже 14 лет Мехман живет с семьей в Америке. Он сильно соскучился по городу, по знакомым улицам и, конечно, по друзьям детства. На родине уже не было ни дома, ни матери, ни отца; он посетит родителей на кладбище, свидится с сестрой, передаст подарки, которые его жена купила для нее. Если найдется время, заглянет к племянникам.  Ну и, конечно, встретится с друзьями, с которыми его объединяли полжизни и общие воспоминания. Программа на две недели была обширная.

  В Стамбуле, в накопителе Мехман часа два сидел с земляками и наблюдал за ними. Он заметил, что они, в основном, челночники, отоварившиеся в Стамбуле и возвращающиеся домой на реализацию. Когда пассажиров попросили ко входу самолета, все дружно сплотились в толпу и начали толкать и давить друг друга, пытаясь пробиться вперед. Мехман, взяв за руку жену, отошел от этого баса-баса, крикнув по старой привычке: "Что случилось, талоны на масло дают? Все мы окажемся, в конце концов, в этом летающем гробу". Земляки не слышали Мехмана, они толпились, как у дверей маршрутного автобуса.

Супруга Мехмана успокаивала его: "Ладно, пусть все сядут, потом и мы зайдем. Все равно все будут сидеть на местах, указанных в билетах".

Но он удивлялся: "Ничего не изменилось, hямин hамам, hямин таз (все по-прежнему). На дворе 21 век, а мой народ, как стадо, ломится на эшафот".

У двери самолета Мехмана с супругой приветствовала улыбчивая стюардесса: "Ваша фамилия Фарзалибековы?"

Они ответили хором: "Да".

Стюардесса: "Прошу вас сюда. Давуд мяллим поручил встретить вас по высшему классу".

Мехман с супругой прошли в первый класс и сели на пассажирские места. Они были приятно удивлены сюрпризом, организованным другом семьи, который работает в аэропорту.

  В Баку их встречали родственники. Мехман был поражен красотой нового аэропорта, он все время глядел по сторонам. Их багаж почти тут же был доставлен к выходу, показался и сам Давуд. Они с Мехманом обнялись, перекинулись приветствием и комплиментами. Мехман поблагодарил друга за заботу, тот пообещал отправить его назад тем же манером. У выхода из аэропорта на них налетели таксишники: "Гагаш, Бакыйа гедирсюз? Машыны верим, гялсин? Гагаш, за 20 манат вас довезу на новом Мерседесе прямо до дверей". Мехман потеплел душой, почувствовав бакинский ветерок: "А на пятый этаж довезешь?"

Таксист с готовностью ответил: "Гурбан олум, хоть на луну".

За спиной раздались громкие голоса: "На луну он сегодня полетит с нами!"

Мехман обернулся и увидел друзей детства: "Казбек! Али!” Они крепко обнялись и даже прослезились, отворачиваясь ото всех и пытаясь скрыть свои эмоции.

Казбек, Али, Мехман и Фикрет - неразлучная с детства четверка. Они были соседями и учились в одной школе. У всех были разные профессии, но их дружба и общие идеалы, воспитанные родителями и подпитанные книгами и кино, навсегда сплотили их. Несколько лет назад Фикрет погиб в аварии. Это не разрушило их мир, но появляющиеся в их  реальности новые друзья оставались как бы за невидимой чертой их квадрата.

Казбек. Отец назвал своего первенца в честь бойца-осетина, вытащившего его на себе из-под огня, когда немцы разбомбили их батальон и испуганные новобранцы бежали, бросив в панике пулеметы и убитых. Тот боец-осетин был здоровым, он сумел спасти отца Казбека, а через день сам подорвался на мине.

Али. Небольшого роста, жилистый и очень подвижный, он быстро думал и быстро действовал. Али любил свою работу в Скорой Помощи и не представлял себе другой, несмотря на небольшую зарплату; у него не было семьи, он жил с матерью в той же квартире во дворе валютного магазина "Чинар", в котором они все жили в детстве.

  В город ехали на двух машинах. Все о чем-то расспрашивали Мехмана, он рассеянно отвечал на вопросы,  его глаза и мысли были заняты панорамой прекрасной дороги из аэропорта в центр. Здания, оформленные подсветкой, сверкали, и переломленные специальным освещением светотени новых и старых домов придавали сказочный вид ночному городу. Мехман был рад изменениям в Баку в лучшую сторону и где-то огорчен, что пропустил все это, уехав жить в Америку. Приехав к Бешмертебе, в отцовский дом супруги, они недолго побыли там, оставили вещи и вместе уехали в заранее забронированный ресторан. Мехман видел, как счастливы все, кто его сопровождает. А себя он чувствовал не в своей тарелке. Может быть, он ревновал свой родной город к тем, кто остался и продолжал жить, не боясь трудностей? Но ведь и он, пройдя адаптацию, неплохо устроился, и за детей своих  спокоен. Двойственное чувство глодало его. Все сорили деньгами в ресторане: то заказывали музыку, то какое-то особое блюдо. Ему казалось, что они занимаются показухой, чтобы разозлить его, и когда один из гостей спросил у другого: "А ты в Америке хотел бы жить?", и тот ответил: "А нам и тут Америка", Мехману подумалось, что он упустил самые важные события, пробиваясь и обустраиваясь в неправильном месте. Ему было обидно за себя. Еще обидней стало, когда Мехман на следующий день на прогулке по городу увидел в эксчендже, что 1 доллар равен семидесяти восьми гяпик (копейкам). Дальше - больше. Друг Казбек пригласил его с женой к себе домой. Дом - недавно отстроенный двухэтажный особняк возле крытого базара на проспекте Нариманова. Конечно, Мехман был рад успехам и хорошей жизни друга, но ночью в постели корил жену за то, что уехали,  ворчал, что и они могли бы иметь такие же хоромы и преуспевать.

  В первые же дни по прибытии Мехман вместе с друзьями посетил могилы своих родителей, дал деньги появившемуся волшебным образом молле, чтобы тот прочитал молитву. Они с друзьями нашли могилу Фикрета - одного из их четверки, очистили от мусора и веток, восстановили забор, постояли, повспоминали его, попросили моллу прочитать суру из Корана.

  К вечеру поехали к сестре Мехмана. Он передал ей подарки, за ужином рассказал про свою жизнь в Америке, друзья и племянники задавали ему вопросы, они все тепло общались, а он чувствовал себя как-то странно - не чужим среди них, а как-будто далеким. Мехман подошел к полкам с книгами - свидетелями его детства и юности. “Почему так грустно? - думал он, разглядывая знакомые до боли корешки. - Часть моей души навсегда осталась в том, лучшем времени моей жизни, и ничего не повторить”.

Вдруг сестра вскочила со словами: “Время намаза". Мехман был удивлен: в их семье не было набожных людей, сестра окончила институт, была прогрессивным человеком, и вдруг - намаз. Он потом спросил у нее, почему она стала набожной.

“Пришло время, - ответила сестра, - а у кого искать искать прощения и успокоения души, как не у Аллаха?”

“Человек стареет и постепенно начинает искать дорогу к Богу, чтобы очистить свою душу, чтобы попасть в рай, боится чистилища. Вот и сестра, не верившая раньше ни во что, стала богобоязненной”, - думал Мехман, пытаясь примириться с реальностью. Было грустно…

“Некому помочь мне с разрушающимся домом, пенсии не хватает, сыновья  заняты своей жизнью, хорошо, у меня не просят”, - сетовала сестра. Мехман, уходя, дал сестре 500 долларов.

Перед тем, как расстаться, Казбек сказал, что  назавтра с утра Мехман с Али будут гостями на его даче в Нардаране, они поживут там втроем, пообщаются, вспомнят молодость; с тех пор, как Мехман уехал, очень не хватает такого живого контакта и энергетического обмена, который у них был всю жизнь.

  По дороге на дачу Казбек рассказал, что ушел с тренерской работы из детской спортшколы и теперь владеет компанией, которая делает ремонты; бизнес идет в гору, все дома в высотках нуждаются в доработке, и его компания доводит до ума интерьеры квартир, ориентируясь на вкус и кошелек клиента. У Казбека трое детей, жена красавица.  Мехман заметил, как поседел Казбек, но из-за физической работы он оставался таким же мускулистым и полным здоровья, как в молодости.

Али помалкивал. Время почти не коснулось его, и ничего в его жизни не изменилось. Мехман знал, что Али буквально жил на работе в Скорой, там, как в большой семье, и влюблялись, и грызлись, и вынужденно проводили время сутками вместе. Может, и сейчас у Али есть женщина, поэтому он не видит собственную семью даже в мечтах.

Мехман предполагал, что на даче его ждут ностальгические истории, кoторые они, не стыдясь посторонних глаз, будут вспоминать с грустью и, может, со слезами, но по приезде дверь дачи им открыла красивая крупная женщина. Мехман узнал ее, это была Аида, старая любовь Казбека.

Аида обняла Мехмaна, поцеловала его: “Как хорошо, что ты приехал! Казбек прожужжал все уши -  Мехман-Мехман".

- Я тоже рад видеть тебя, Аидочка. Как ты?

- А что рассказывать? Была замужем, сын растет. Спасибо Казбеку, помогает.

- Сын здесь?

- Нет, его здесь нет, потом покажу фотку. Заходите, не стойте на пороге.

  Просторная двухэтажная бакинская дача Казбека манила вовнутрь. Все прошли через сад и расселись на веранде под козырьком дома, недалеко от мангала.

Аида спросила: “Ты помнишь, Мехман, когда мы работали вместе, ты хотел сосватать меня за Али?”

Али огрызнулся: “Опять начали! Могли бы вспомнить что-нибудь хорошее”.

“Да, помню, - ответил Мехман, - ты была красавица, а он окончил институт, хотелось устроить его судьбу, так как его сестры повыходили замуж, дом опустел, а он всегда был стеснительным и не мог заклеить ни одной чувихи”.

“Ты позвал его, а он пришел с Казбеком и Фикретом, - задумчиво улыбалась Аида. - Сидели вы, дули постепенно коньячок, ты позвонил в Общий отдел и позвал меня к себе с растворимым кофем. Помню, я зашла, и все стали раздевать меня глазами. А я увидела впившиеся в меня глаза Казбека и почувствовала, как екнуло мое сердце…”

Али крикнул: “Друг оказался не друг - ни себе, ни людям!”

Казбек: “Я как увидел Аиду, сразу понял, что ее жизнь будет связана с моей”.

Али: “Да, Аида, ты была такая красивая, я посмотрел на тебя и подумал, что я урод, не подхожу тебе. И я был прав, потому что Казбек все равно увел бы тебя”.

Аида вытащила из сумки фотографию и протянула Мехману. Оттуда на него, улыбаясь, смотрел юный Казбек.

“Вспоминаешь, каким был Казбек в дeтстве? Копия, да?”

“Это ваш с Казбеком сын?” - удивился Мехман.

“Да, Казбек подарил мне счастье. Сын - моя жизнь, он все для меня!”

Казбек с гордостью произнес: “Моя порода”.

  Беседуя, все занимались подготовкой еды и сервировкой стола. Работа кипела: Казбек нанизывал мясо на шампуры, Али разводил огонь и говорил без умолку: “Мама будет ждaть нас после дачи, она приготовит кутабы с зеленью, твои люмибые, Мехман, гусарские”.

Мехман чувствовал, что Аида вовсе не была лишним человеком, она знала их много лет.

Вдруг Али вспомнил историю, связанную с Казбеком: ”А помнишь, Казбек, у тебя была одна девушка из Воронежа? Как ее звали?”

“Лена. Поехал с детьми на соревнования и там познакомился с ней, - оживился Мехман и продолжил, - так она за ним в Баку приехала. Мы все вместе гуляли по бульвару, и вдруг начали гудеть корабли, заводы, как оказалось, Брежнев преставился”.

“А через пару месяцев письмецо от мамочки Лены папочке Казбека, - подхватил Али с пафосом, - "Моя дочка беременна от вашего сына. Как не стыдно вашему сыну, он не отвечает ей, я хочу, чтобы вы повлияли на сына, чтобы он приехал и женился на моей дочке".

Казбек заерзал, хоть и улыбался.

Мехман продолжил: “Казбек перехватил письмо и теперь боялся отца и не знал, как решить этот вопрос. Решили собраться дома у Фикрета, чтобы помочь другу. Я был самым находчивым в данном вопросе и  сразу начал диктовать тезисы: 1. Ежедневный перехват почты; 2. Никaких писем ей, полное игнорирование; 3. Она не сможет доказать, что это твой ребенок”.

Али не унимался: “ А Казбек трясся, как листок на ветру, но от нашей поддержки начал приходить в себя, а месяцев через 6 все забылось. Но, хотя Казбек обрел уверенность и спокойствие, еще год он проверял всю почту. А представляете, стучат в дверь, отец Казбека открывает, а там стоит парень, похожий на Казбека и говорит: “Деда, я ваш внук!”

Казбек потянул за уши и поплевал: “Не дай бог, типун тебе на язык”.

Все рассмеялись и одновременно удивились, что взрослый мужчина до сих пор боится своего отца.

  Шашлык подоспел. Все ели, пили, смеялись, вспоминали давно забытые истории, и вдруг Мехман спросил: “Что-нибудь знаете о жене и детях Фикрета?”

Казбек ответил: “После смерти Фикрета Фидан столько мужиков поменяла, была любовницей главы исполнительной власти какогo-то района, а сейчас и не знаем, где она. Была бы нормальной, мы не оставили бы ее одну, помогали бы”.

Али: “Большую ошибку сделал Фикрет, женился на девочке на 18 лет младше себя, да и семья у нее была никакая”.

“А сколько ей сейчас лет? Лет 35, наверное?”

“Да. И про Фикрета забыла давно. По могиле видно, что никто не приходит. Дети, наверное, ничего не помнят об отце”.

Замолчали. Какое-то время ели молча. Затем Аида сменила тарелки и подала чай из огромного дымящегося самовара.

Мехман с удовольствием смаковал ореховое варенье и запивал ароматным чаем: “Вы помните, как мы зимой ходили в пивную будку на проспекте Строителей, а там всего пара человек?”  

“Недалеко от Чинара? Ха-ха-ха. Разве это забудешь? Там всегда был хорошо сваренный горох”.

“И чайник с пивом стоял на электроплитке, И Рафик доливал в кружки оттуда, чтобы пиво не было таким холодным!”

“А помните, когда Казбек купил джинсы, и это была хорошая причина обмыть их. Мы напились пива, вышли из пивнушки, все во вьетнамках, а Казбек все любовался на свои тесные джинсы, под которыми ничего не было надето. 100 рублей в то время были большими деньгами. На остановке стоял народ. Фикрет с Мехманом боролись на траве на автобусной остановке. Казбек схватил вьетнамку Фикрета пальцами ноги и закинул ее за забор шахты метро! Ха-ха-ха! И когда он размахнулся ногой, его новые джинсы от одного колена до другого разорвались по ткани с громким звуком, как будто порвался занавес Большого театра! Ха-ха-ха!”

“Троллейбус подъехал, но никто и не думал садиться в него - все смотрели на Казбека, ниже пояса. Он прикрыл добро двумя руками и застыл, не зная, что делать. Фикрет отдал свою рубашку, Казбек надел его, как фартук, и прикрыл хозяйство. Только тогда люди, обсуждая увиденное, начали подниматься в троллейбус”.

“И вот так, один без рубашки, другой в одной вьетнамке, третий в рванье, мы с хохотом и частыми остановками подошли к своему двору и встали под балконом. Казбек поднял фартук, чтобы посмотреть, можно ли зашить брюки, и вдруг с балкона раздался женский крик: “Ой, мамочки!” Мы тут же рванули в подъезд!”

Мехман, задыхаясь от смеха: “Блин, дочка тети Тамиллы, башдан грыжа, старая дева, увидела. Она потом кого ни встречала, рассказывала, как ты, Казбек, ее фаловал, показывая свое добро. И с каждым разом, как рыбаки рассказывают о последней пойманной рыбе, показывая размер все больше и больше, она разводила руками".

Али: “Казбек, кто у цыган покупает вещи? Я тогда предлагал, отдай мне свои джинсы, все равно выбрасывать, а я их уменьшу и перешью на себя”.

“Это все твой глаз, гад, совсем новые брюки порвались!”

Мужчины, как будто перескочив в прошлое, смеялись и вспоминали все хорошее, что связывало их: спорт и поездки на соревнования, кино - их страсть, девочек, школу, учителей. Время замерло, они перелистывали книгу своей жизни, и покойный Фикрет незримо заполнял пустующее место в их квадрате.

  Побывав на даче пару дней, все собрались ехать в город сразу после завтрака. Мехман почувствовал, что простудил поясницу. Это была его старая болезнь, но он не хотел заниматься спиной или отлеживаться. Мама Али уже ждала их с гусарскими кутабами: большими, круглыми, очень высокими, набитыми зеленью и горными травами. Мехману показалось, что их двор уменьшился, все стало мельче. “Неужели мы тут еще и бегали, места совсем нет, а тогда двор казался большим”. Мама и сестра Али встретили Мехмана объятиями. Подали кутабы, Мехман чуть пальцы не проглотил от превосходного вкуса и аромата. Да, такого в Америке не найдешь.

Мехман заметил, как постарела мама Али, их обслуживала больше сестра, а мама сидела на полу с иглой и цветной нитью в руке и восстанавливала большой губинский ковер "Сумах". Когда две ее дочери одна за другой начали выходить замуж, мать разрезала большой семиметровый ковер на 4 части, две подарила им, одну оставила для Али и одну себе. Обе дочери развелись, и куски ковра вернулись домой. Мехман спросил, почему она восстанавливает этот ковер. Мать ответила, что ей не в радость это занятие, но и оставить разрушаться где попало куски ковра не хотелось, потому что каждая часть была для нее, как ребенок, вернувшийся домой, пусть уж лучше будут вместе. Али не хотел повторения судьбы своих сестер, он не собирался жениться, да и некуда было привести жену.  

“Мой сын родился жить правильно в этом неправильном городе, - сетовала мать, не прерывая свою работу. Руки ловко сновали, мать, соединяя ковер в единое целое в большой гостиной, как бы собирала под свое крыло взрослых детей. Мехман впервые видел, как четыре куска мастерски соединялись, и швы были незаметны глазу. Величие красоты “Сумаха” поднималось на глазах. Это было очень символично, хоть и горько.

Посидев, побеседовав, вспомнив много старых историй, Мехман захотел пойти погулять по центру, купить сувениры. Встретившись вечером, друзья прошлись по обновленному бульвару, посмотрели на огромный флаг, фуникулер, на выросшие на возвышенностях новые здания, - все было очень красиво и впечатляюще. Али шел впереди, он успевал зайти в магазин, и когда Мехман с Казбеком доходили до него, он выходил и рассказывал, чем там торгуют, что можно купить, стоит ли вообще заходить туда.

Мехман смеялся: “Али, ты в своем амплуа, как волчок, крутишься-вертишься, нам незачем заходить в магазин после твоего отчета”.

“Зачем вам туда заходить, тем более, что у тебя болит спина, я все, что нужно разузнал да”.

Дошли до любимой Торговой, сели отдохнуть на скамейке, время было около 11 вечера. Все смотрели в небо, на которое из беззвучной тьмы высыпались бриллианты звезд. Казалось, погода приостановила свои осенние шалости к приезду Мехмана, даже ветерок был летний, легкий, такой родной и почти забытый. Райскую тишину прервал какой-то мужчина, он подошел к Мехману и всмотрелся в него:

“Мехман, это ты?”

“Руфик?”

“Мир такой тесный, мы и в Нью-Йорке с тобой встретились, и тут, в Баку. Ты смотри!”

“Да, мир превратился в большую деревню”.

Побеседовав немного и прощаясь, Руфик пригласил Мехмана заходить в гости.

“Кто это?” - спросил Казбек.

“Руфик, хороший парень. Он не смог жить в Америке, она не подошла ему, да еще и семья осталась тут, а там много ограничений, которые он не выдержал. Одно то, что он не мог говорить комплименты женщинам, ломало его. Там за это могут арестовать и даже судить, если женщина феминистка и посчитала комплимент харрасментом”.

“Это что такое?”

“Сексуальное домогательство”.

“Чиво? У наших девушек даже походка меняется, когда ей преподносят комплименты”.

“Знаешь, за один "адам оляр сянинчюн" (умру за тебя) будешь сидеть в тюрьме”.

“Мехман, кюль башува, где ты живешь? Как ты инфаркт не получил до сих пор?”

“Казбек, красивее женщин нашего города нигде нет. Там не на кого смотреть. А сейчас моя спина меня подводит, едем домой, пока не скрутило совсем”.

Казбек ответил: “Ничего подобного, ты простудился на моей даче, я должен поставить тебя на ноги”.

Али засуетился: “Давай его в массажную! Там сделают ему массаж горячими камнями, фен-шуй, живо все пройдет. Тут есть поблизости салон,” - и подмигнул Казбеку.

Мехман заметил это: “Заканчивайте свои грязные штучки, я туда не пойду. Какой фен-шуй в 12 часов ночи?”

“Не, там и такой есть, и сякой, от тебя зависит, салон работает круглосуточно, сделают тебе профессиональный массаж”.

“Хорошо живете, даже в Нью-Йорке по ночам все салоны закрыты”.

Али позвонил куда-то, быстренько договорился и сказал, что через 15 минут будут ждать клиента, т.е. Мехмана.

  Не спеша, друзья прошлись по ночным улицам и оказались перед парикмахерской с яркой вывеской "Жаля". Мужчин встретила улыбающаяся красивая женщина. Она узнала Али: “О, Алишка, привет! Это тебе массаж нужен?”

“Нет, моему другу-американцу. Бакинский воздух не подошел ему, он уже не тот бакинец, что был когда-то, ему нужен хороший массаж”.

В большом пустом зале блеск люстр отражался в зеркалах, в открытые двери видны были массажные столы. Мехмана попросили подняться на второй этаж, где располагались комнаты для особых гостей. Он начал подниматься по широкой полукруглой лестнице, друзья напутствовали его: “Вернись на своих двоих клячах!”

Мехман зашел в одну из комнат, посередине стоял массажный стол. Из соседней комнаты раздался женский голос: “Пожалуйста, разденьтесь догола и обернитесь полотенцем”.

“Обязательно раздеваться догола?”

“Вы же хотите хороший массаж?”

“Так у меня поясница болит, продуло на даче”.

“Ложитесь лицом вниз, я сейчас помою руки и подойду. Вылечим вас”.

  Мехман лег на живот, опустил лицо в специальное отверстие в столе. Через минуту руки массажистки начали свою работу. Она знала свое дело: нанесла крем, размяла ему мышцы, согрела их, боль постепенно начала отступать.

“Я давно занимаюсь этим, под моими руками такие больные люди излечивались, и у вас все будет хорошо. Сегодня держите поясницу в тепле, а завтра будете, как новенький, - говорила массажистка, продолжая подниматься вверх по позвоночнику, - у вас шейно-воротниковая зона в напряжении, обработаем и ее, чтобы вы расслабились”.

Мехман вдруг почувствовал на спине голые мягкие груди. Он подумал, что ему показалось. Женщина усердствует и не чувствует, как грудью касается его.

Массажистка без умолку говорила: “Видите, как у нас красиво стало, все по-европейски, жизнь изменилась”. Руки продолжали работать и немного приспустили полотенце с пояса и ягодиц, и массаж продолжился, сочетая быстрые и глубокие движения с медленными и расслабляющими. Ладонь, массируя ляжку, проскользнула под нее и коснулась его члена.

Мехман поднял голову: “Что вы делаете? Мы об этом не договаривались”.

Он посмотрел на массажистку и увидел обнаженную до пояса молодую женщину. На ней были бикини, она растерянно смотрела на него, и у Мехмана мелькнула мысль, что он видит знакомые черты. Лицо массажистки выразило удивление и смятение. Мехман вгляделся и узнал ее: “Фидан?”

Она, закрыв руками груди, выбежала в соседнюю комнату, и в тишине послышались тихие всхлипы. Мехман поднялся, надел одежду и зашел в комнату, где сидела Фидан. Она не поднимала глаз, по щекам текли слезы.

Первый вопрос был: “Почему? Почему ты находишься здесь?”

Фидан долго молчала, потом нехотя начала рассказывать о своей судьбе. После смерти Фикрета его родня отвернулась от нее с детьми. Она вынуждена была ехать в Дубаи и в Стамбул, привозить вещи на продажу. В поездках познакомилась с одним мужчиной, с другим, вошла в долги, продала квартиру, все надеялась, что сумеет найти себе нового мужа, но жизнь после смерти Фикрета превратилась в хаос. Даже друзья Фикрета исчезли.

Мехман слушал ее, не прерывая, но когда послышался упрек в адрес друзей, не смолчал: “Когда Фикрет умер, ты сразу начала крутить шашни с сотрудником Фикрета, поэтому все мы отвернулись от тебя. Да, детей жалко, но от того, что ты здесь, Фикрет в гробу переворачивается”.

Фидан, как будто не слыша обвинений, продолжила: “Для меня нет работы, всюду унижают, не платят, тут я хотя бы хорошо зарабатываю”.

Мехман достал кошелек, вытащил все деньги, которые были у него, примерно 2,5 тысячи долларов: “Пока возьми это, потом я еще дам и найду тебе нормальную работу, только уходи отсюда”.

“Мне ничего не надо ни от кого, мне и тут хорошо! - с неожиданной злостью ответила Фидан, срываясь на крик, - Ну, устроишь меня куда-нибудь, и буду зарабатывать 300 манат в месяц, а тут я делаю 500 манат в день! Я не смогу содержать детей на 300 манат в месяц!”  

Как ни уговаривал Мехман ее попробовать изменить жизнь, на все у Фидан был один ответ: “Я не хочу жить в нищете. Забудь обо мне”.

Мехман понял, что разговор бессмыслен: “Ты не иди вниз, там друзья. Они не должны знать о тебе, я уйду один”.

Не попрощавшись, он быстро вышел из комнаты и сбежал вниз по ступенькам.

Друзья шутками встретили его: “А! Столько можно делать массаж? Ну как, понравилась девочка?”

“Нет, пошли домой”.

Казбек кинул на стол 100 манат, и они вышли на улицу. Мехман не чувствовал боли в спине то ли от стресса, то ли от массажа, он вообще ничего не чувствовал, кроме беспомощности. Он попросил ребят пойти куда-нибудь хорошенько набухаться. Они зашли в какой-то кабак и сидели там до утра.

У Казбека от выпитого сломалось настроение, бравада уступила место усталости, он начал рассказывать о трудностях своей работы, как приходится крутиться, чтобы удержаться на гребне волны: то налоговая нагрянет, то конкуренты не дают спать, не брезгуя ничем, то клиент не платит за работу, то кризисные моменты - все время, как на острие ножа. Лоск двухэтажного дома не служил гарантией стабильности: “Если я месяц не буду работать, моя семья умрет с голоду”.

Али, положив руку на плечо Мехману, бубнил: “Ты же знаешь, я не умею брать взятки, да и нет у людей лишних денег, вот и живу, как получается - сегодня есть, завтра нет. А вы все: женись,  женись. Вот у Казбека четверо, что их ждет… А что я смогу дать своим детям?..”

Казбек положил руку на плечо Мехману: “Но ты не думай, мы не пропадем. А вот что будет с нашими детьми, не знаю. Вовремя ты уехал”...

  Последние дни в Баку тянулись очень медленно. Мехман никак не мог забыть встречу в массажном салоне. Он ничего не рассказал друзьям об этом, все равно они ничего не изменят. Если бы он мог, уехал бы немедленно. Мехман чувствовал проблемы каждого знакомого, было грустно смотреть, как они суетятся, рассуждая о своем предназначении, предпочитая жить настоящим и стараясь не загадывать далеко на будущее. Все это морально и физически утомляло его. По приезде он, ослепленный красотами города, не ожидал увидеть такую его изнанку, более того, он даже завидовал бакинцам. А теперь хотел побыстрее уехать.

  Мехман попросил не провожать его в аэропорт, и без прощаний тяжело на душе. Задумавшись, он не сразу услышал, как таксист, который вез его с женой, рассказывает о чем-то. Узнав, что Мехман приехал из Америки погостить, тот тут же поведал ему, что он тоже старый бакинец и живет на Завокзальной. Вдохновившись, стал вспоминать свою блатную молодость, рассказал свежую историю о том, что кто-то из местных властей пытался пригласить Боку в Баку на гастроли, и Бока, помня старые добрые времена, с радостью согласился, но после долгих переговоров с правoохранительными органами тот чиновник позвонил певцу: “Ара, Бока не надо... суматоха будет”. Мехман  еле удержался от смеха: “Я такие байки не слышал уже лет 14”.

Таксист тут же включил старую заезженную кассету Боки. Шансон навевал ностальгию об очень давней беспечной студенческой жизни, Мехман смотрел в окно на мелькающие стены одинаково красивых новостроек и видел, как на глазах серело небо, тяжелые тучи сдвигались к солнцу, яркие краски города блекли, как будто прощаясь с родным человеком. Внезапно налетевший Хазри подхватил осенние листья, мял их, крутил смерчем, разносил по улицам и швырял о красивые фасады.

“Как человеческие судьбы, - подумал Мехман, - и меня так же унесло в далекую Америку”.

А на родине ничего не изменилось, не считая обилия стекла и бетона, и внешний лоск и красота города не означают счастья людей, живущих в нем. Убеждения его друзей отдают горечью, а жизнь их, как качели: вверх-вниз. Люди ищут спасения в боге, как его сестра.

  Однообразный гул моторов Боинга не давал Мехману заснуть. Он задумчиво смотрел в иллюминатор, отдаляясь от своего прошлого, которое с болью отдалялось от него. Говорят, там твоя родина, где твой дом, но у него наоборот: он побывал на родине в гостях, а летит на чужбину домой.