Наш школьный отец

К 90-летию со дня рождения заслуженного педагога Азербайджана ЛЕОНИДА ЭДУАРДОВИЧА ЮРФЕЛЬДА «Кто жил так, что его память свято сохраняется в душах людей, которых он любил, тот сделал свое дело для продолжения своего существования и после смерти». Г. ЭБЕРС. Была поздняя бакинская осень 1968 года. Это время года, когда солнце еще ярко светит в зените, но уже не согревает изнеженные длительным теплом тела бакинцев. В то же время, в сознании учеников старших классов знаменитой «Шестой» - Спортивной, этот период всегда ассоциировался с подготовкой к участию в спортивном параде в честь очередной годовщины Октябрьской революции. Репетиция традиционно проходила после занятий на «малой площади имени В.И. Ленина», как мы называли нижнюю площадку примыкающего к зданию школы живописного, насыщенного душистыми акациями и другими экзотическими для Баку растениями Парка Пионеров. Каменный барьер его верхней площадки служил импровизированной мини-трибуной для школьного руководства, с которой придирчивым, орлиным взглядом наблюдал за процессом подготовки к спортивному шествию 7 ноября «пахан» - учитель физкультуры Леонид Эдуардович Юрфельд. Этот псевдоним, данный ему его воспитанниками, он заслужил в силу своего строгого, требовательного, но по-отечески внимательного отношения буквально к каждому ученику или ученицe «Шестой». Нам – мальчишкам и девчонкам конца шестидесятых, воспитанным в духе уважения к обществу, закону, старшим, истории и традициям нашего государства, было невдомек, что у определения «пахан» существует еще другой, причем какой-то криминальный оттенок. Мы вкладывали в смысл этого слова свое трепетное, полное уважения и сыновней любви к человеку, который не только может наказать за постыдный поступок, но и всегда приходит на помощь в самый трудный миг мудрым советом, а если понадобится, то и конкретным делом, значение. Но юность, увы, так беззаботна и порой так безответственна! Она, действительно, по словам испанского романиста ХVI века Фернандо де Рохас напоминает «…вздымающуюся волну. Позади ветер, впереди – скалы». И подчиняясь присущему юношеской поре духу противоречия, наверное, каждый из нас хоть раз в жизни пытался противопоставить себя всему и всем, вызывающе продемонстрировать свою «неординарность» или «отличие» от массы. В один из таких дней, обуреваемый страстями переходного возраста, я вместе со своими товарищами по «демаршу», стоял в стороне от активно шагающих с длинными шестами, проделывающих не хитрые, но четкие геометрические фигуры соучеников. Мы не только самовольно отстранились от участия в репетиции, но и позволяли себе отпускать в их адрес колкие, и как мне казалось «остроумные» реплики. Ослепленным своей отроческой самоуверенностью, ребятам почему-то казалось, что «пахан», увлеченный корректировкой движений участников репетиции, этого не замечает. Мы даже не обратили внимания на то, что он в мгновение ока исчез с импровизированной трибуны… Упиваясь собственным «героизмом», я не успел среагировать на возгласы ребят, отчаянно завопивших: «Пахааан!!!». Меня хватило лишь на то, чтобы сбежать вниз по ступенькам на узкую тенистую аллею парка, где я неожиданно столкнулся с как будто выросшим из-под земли Леонидом Эдуардовичем. Обомлев от столь стремительного появления прямо передо мной семогущего «пахана», я, моментально растеряв остатки былой дерзости, не осмелился даже поднять глаза и взглянуть ему в лицо. Последовала оглушительная и отрезвляющая сознание юноши пощечина, сопровождаемая идущим от глубины души гневным восклицанием: «Негодяй! Как ты смеешь позорить семью и имя своего отца!»… Я иногда призадумываюсь над тем, по какому пути пошло бы мое развитие не получи я тогда эту отеческую пощечину?! Ведь мне, потерявшему отца в неполные девять лет, так не хватало порой жесткого отеческого воспитания, понимания моих проблем, восприятия истинно мужского отношения к жизни. И внушительную частицу всего этого я получал именно от него – Леонида Эдуардовича Юрфельда. Смею заверить читателя, что педагогическая деятельность Леонида Эдуардовича направила на путь истинный не одного мальчишку со сложным характером, вывела из темного, казалось невероятно запутанного жизненного туннеля множества подростков. Да, среди педагогов «Шестой» были великолепные люди, замечательные учителя, мастерски передававшие подрастающему поколению ценнейшие знания, позволявшие ее выпускникам поступать в престижнейшие вузы не только республики, но и всего Советского Союза. Чего стоили одни лишь уроки известнейшего в те времена учителя физики Николая Николаевича Шишкина, математиков Иосифа Самойловича Варшавского и Иосифа Борисовича Крупкина, превращавшие учеников «Шестой» в студентов физмата МГУ им. М. Ломоносова, МФТИ, знаменитого во всем мире Баумановского Высшего технического училища и других вузов. Или гуманитарные знания, полученные у литераторов Лидии Ивановны Шильниковой, кстати, являвшейся директором школы, Надежды Зиновьевной Дворкиной, историков Ларисы Васильевны Ефимовой, Сары Александровны Этиной, языковедов Саибы Рзаевны Кулиевой и Софьи Исаевны Казачковой настежь открывали для учеников двери даже «святая святых» советской вузовской пирамиды – МГИМО! Не говоря уже о том, что филигранные знания в области химии и биологии, преподнесенные такими замечательными учителями, как Розалия Захаровна Сандлер, Клавдия Николаевна Покалова, Эмалия Гасановна Кязимова овладевали душами учеников настолько, что они всю жизнь посвящали этим и другим, связанным с ними специальностям. И, тем не менее, отнюдь не желая обидеть память всех наших любимых учителей, не возможно проигнорировать то, что именно имя Юрфельда на долгие годы стало символом нашей «Шестой», ее своеобразным логотипом, паролем, открывающим доступ к самому точному и душевному компьютеру в мире – нашей детской и юношеской памяти... Вспоминается, что на защите моей докторской диссертации, проходившей в МГПУ им. В.И.Ленина более десяти лет тому назад, я, спустившись с кафедры после своего выступления, нацелился, было на внимательное слушание отзывов на мою работу, как ко мне подсел заведующий кафедрой политической истории Московского Архивного Института, профессор Виктор Михайлович Устинов. «Сейчас, в конфиденциальном порядке будет высказывать мне свои замечания. Не может дождаться своей очереди выступить публично», - раздражительно пронеслось у меня в голове. Но первые же его фразы не оставили камня на камне от моих подозрений. - Айдын Назимович, я ведь тоже бакинец, - с каким-то присущим лишь старым бакинцам пафосом, радостно произнес он. - Да, ну! А в каком районе города вы жили? - На Сарайкина! - Вот здорово, - несколько забыв, где нахожусь, воскликнул я, - так мы с вами были почти соседями. Я же живу в Ереванском переулке – бывшем Лебединском. - Так и говорите! Неужели вы учились в «Шестой»! - Да, - не без гордости за то, что в Москве в такой ситуации встретил человека, произнесшего слово «Шестая», ответил я. - И я тоже!.. Далее последовало то, что вправе ожидать любой выпускник «Шестой» предыдущих лет: - А как там Юрфельд!.. Может, с учетом нынешних морально-нравственных реалий, нынешнему молодому поколению сложно понять почти идолопоклонческую любовь многих поколений выпускников «Шестой» к этой личности. Но это неоспоримый факт! И ведь так любить Юрфельда в отличие от ушедшего в прошлое доктринерства и апологетики, буквально имплантировавших в сознании людей любовь к вождям, никто молодых, неискушенных в жизни ребят никогда не заставлял! …Его рабочий день начинался с 7 часов утра, когда он приезжал в школу аж с самих Сабунчей. Выстроив в половине восьмого мальчишек в ряд и заставляя пробегать их каждое утро по три раза вокруг квартала, примыкавшего к школе, он давал своеобразную установку на здоровое, бодрое пребывание в ее стенах и благоприятное восприятие учебного материала. На занятиях по физкультуре, он работал почти с каждым учеником индивидуально, в особенности с теми, у кого что-то не получалось в физической подготовке. Неутомимый энергетический заряд Леонида Эдуардовича, казалось, генерировал такую массу энергии, которая способна была осветить половину улиц города. После окончания занятий он умудрялся скрупулезно руководить деятельностью спортивных кружков школы, пополнять фотографиями школьный музей и беседовать по душам с каждым кто в этом нуждался. Вездесущий и неутомимый Юрфельд успевал проследить учебу отстающих по другим предметам, но положительно проявивших себя в различных видах спорта учеников, помочь им в преодолении учебных трудностей и принять участие в разработке и проведении различных общественно-массовых и спортивных мероприятий в городском масштабе. Усилия Леонида Эдуардовича не пропадали даром. Коэффициент полезного действия его деятельности был беспредельно высок! На городских соревнования по кроссу, волейболу, легкой атлетике и других видов спорта ученики «Шестой» традиционно занимали ведущие позиции. Один лишь факт того, что юношеская сборная Баку по гандболу формировалась на базе 8-10-х классов школы, уже говорил о многом. При этом Юрфельду было присуще невероятное человеколюбие и патриотизм. До сих пор рефреном звучит в моих ушах фраза, частенько повторяемая им: - Я не азербайджанец, а швед! Но люблю нашу республику не меньше любого из азербайджанцев. Пожалуй, эта метафора образно отражала всю его нравственно богатую, душевную натуру. Большинство из его воспитанников во все времена честно, компетентно, соблюдая принципы социальной и общественной справедливости, не меняя свою истинно гражданскую позицию ни на какие-либо меркантильные посулы, трудились на благо общества. В начале 70-х руководство республики достойно оценило личность Леонида Эдуардовича Юрфельда, присвоив ему звание заслуженного педагога Азербайджана и предоставив ему квартиру в городе на улице Алескера Алекперова… Бурный поток времени уносил в прошлое былые принципы, устои и нормы жизни. Одна эпоха сменяла другую. Начало 90-х пришлось на спад синусоиды общественного развития. Но время не способно было заретушировать в памяти выпускников «Шестой» строгий, но такой родной образ Леонида Эдуардовича, изъять из их сердца любовь к своему учителю по физкультуре. Многие из его бывших учеников, с которыми мне приходилось так или иначе сталкиваться и общаться, сохраняли с ним связь, звонили и приходили к нему. Причем чаще звонили, писали письма те, которые уже давно жили за пределами Баку и Азербайджана. Будучи к тому времени давно на пенсии, Леонид Эдуардович жил какой-то период в Киеве у своей дочери. Затем, не выдержав долгой разлуки с Родиной, вновь вернулся в Баку. А дочь, близко к сердцу восприняв ностальгические чувства отца по Баку, даже продала свою квартиру в Киеве и вернулась вместе с ним. Я старался, как можно чаще посещать или хотя бы общаться с ним по телефону. Леонид Эдуардович страдал почечным заболеванием, но жизненный оптимизм никогда его не покидал. Он при каждой нашей встрече казался таким же бодрым и активным, каким мы знали и видели его в наши счастливые школьные годы. Передо мной, несмотря на преклонный возраст, всегда стоял тот самый Леонид Эдуардович, который так галантно открывал наш выпускной бал, грациозно вальсируя с одной из самых красивых выпускниц. В один из моих визитов к нему, мы долго просматривали сохраненные в его личном архиве фотографии из жизни и истории «Шестой» различных периодов, начиная с военного времени. По царящей в доме атмосфере, я почувствовал, что ему приходится тяжело и в материальном, и, безусловно, в моральном отношении. Юрфельд, как будто уловил мой вопросительный взгляд и ощутил тревожное состояние моего духа. - Видишь ли, к сожалению, существуют еще недобросовестные, нечестные люди, обманывающие даже пенсионеров при получении пенсии, - внезапно посетовал он. - Леонид Эдуардович, и вас обманывают? - Представь себе, обманывают даже при выдаче несчастных восьми тысяч манат (восемь «мамедов»)! …Выходил я от него с тяжелым сердцем, на глаза непроизвольно накатывались слезы. Но надо было что-то предпринимать! Недолго думая, я, придя, домой набрал номер моего ближайшего друга, отношения с которым пропитаны скорее братскими, нежели дружескими чувствами, Ильхаму Байрамову. Выпускник «Шестой», он в те годы он возглавлял одну из структур Министерства национальной безопасности Азербайджана. После моего горестного повествования о том, как обманывают нашего любимого учителя, возмущению Ильхама не было предела. Но характер его профессиональной деятельности не позволял долго расстраиваться и пассивно проклинать судьбу, скорее он диктовал решительные действия… Спустя некоторое время Леонид Эдуардович, позвонив мне, восторженно в истинно юрфельдовском стиле рассказывал о встрече с Ильхамом и оказанной им помощи. Несомненно, даже полностью выданные восемь тысяч манат не могли существенно повлиять на улучшение его материального состояния, но осознание того, что помощь в самый драматический период его жизни была оказана именно его воспитанником, как бы вдохнуло в него свежие струи жизни. Значит, жизнь была прожита недаром!! Свое 80-летие Юрфельд встречал в постели... Менее чем через год я провожал его в Санкт-Петербург. Там жил родной брат Леонида Эдуардовича. На этот раз он покидал свой родной Баку уже навсегда. Лежа на носилках, слегка прослезившись, обессиленный Юрфельд твердо произнес: - Всем кого встретишь из «Шестой» - мой пламенный привет! Порой возникает желание обратиться к нему, хотя уже восемь лет, как он покинул этот мир и сказать: «Леонид Эдуардович, мы все вас помним и очень любим. Ведь вы воистину были нашим школьным отцом!!!». Доктор исторических наук, профессор АЙДЫН ГАДЖИЕВ Газета «Обозреватель», 1 июля 2005 год